Он был у меня вроде агента: выяснял, куда нам ехать, и следил за тем, чтобы я оказывался в назначенном месте в назначенное время.
Адам кивнул и пошел дальше по своим делам – уж не знаю куда. На занятиях мы с ним никогда не пересекались. Я даже не был уверен, что он действительно учится в «Истерне». Но пока он платил, мне было плевать, кто он и чем занимается.
Проводив Адама взглядом, Шепли прокашлялся:
– Ты уже слышал?
– О чем?
– В «Моргане» дали горячую воду.
– Ну и что?
– Америка и Эбби сегодня, наверное, уедут. Надо будет помочь им перевезти барахло в общагу.
Я сразу скис. Мысль о том, что Голубка возвращается в «Морган», была не многим приятней, чем удар кулаком в лицо. После сегодняшней ночи Эбби наверняка будет рада съехать. Может, даже и разговаривать со мной больше не захочет. В моем мозгу пронесся миллион разных вариантов развития событий, но я не смог придумать ничего, что помогло бы мне оставить Голубку у себя.
– Ты в порядке, старик? – спросил Шепли.
Пришли девчонки. Они над чем-то хихикали. Я попытался улыбнуться, но Эбби не обратила внимания, она увлеченно слушала трескотню подружки.
– Привет, малыш, – сказала Америка, целуя Шепли в губы.
– Над чем смеемся? – спросил он.
– Да так! Один парень все занятие пялился на Эбби. Это было просто чудо!
– Еще бы не чудо – целый час смотреть на Эбби! – подмигнул мне Шеп.
– Какой парень? – ляпнул я, не подумав.
Эбби переступила с ноги на ногу и поправила на плече рюкзак. Он был так набит книжками, что даже молния не до конца закрывалась, и весил, надо полагать, немало. Я взял его.
– Мерик сочиняет, – сказала Голубка, закатывая глаза.
– То есть как – сочиняю? Это был Паркер Хейс, и он пялился на тебя в открытую. Разве что слюни не текли.
Моя физиономия перекосилась.
– Паркер Хейс?
Шепли потянул Америку за руку:
– Мы, кажется, собирались пообедать. Пойдем посмотрим, чем нас сегодня порадуют наши распрекрасные повара.
Мерик снова его поцеловала, и они направились к столовой. Эбби следом, я за ней. Мы шли молча. Голубка вот-вот узнает, что в «Моргане» починили водонагреватель. Она вернется туда, и Паркер выманит ее на свидание.
Сомневаться не приходилось: этот слащавый хлюпик умудрился чем-то привлечь Эбби. У него были офигенно богатые родители, он учился на врача и с виду казался нормальным парнем. Ему удастся заполучить ее, и она проведет с ним всю оставшуюся жизнь. Я попытался представить себе это как можно яснее, чтобы быстрей успокоиться. Прокрутить неприятную мысль до конца, потом запихнуть в коробку и убрать подальше – я всегда так делал, когда нужно было справиться со своим темпераментом. Обычно помогало.
Эбби расположилась со своим подносом между Америкой и Финчем. Садясь на свободное место через несколько стульев от них, я подумал, что так даже лучше. Не придется болтать, как будто ничего не произошло. Я чувствовал себя паршиво и не знал, как мне теперь быть: слишком много времени потеряно на дурацкие игры. Эбби даже не успела меня узнать. Черт, а если бы и успела, тогда тем более выбрала бы кого-нибудь вроде Паркера.
– У тебя все хорошо, Трэв? – спросила она.
– У меня? Да. А что? – спросил я, пытаясь стряхнуть тяжесть, которая сковала мне лицо.
– Просто ты все время молчишь…
К столу подошли несколько парней из футбольной команды. Уселись, гогоча во всю глотку. Захотелось садануть кулаком о стену.
Крис Дженкс бросил мне на тарелку ломтик картошки фри:
– Как дела, Трэв? Говорят, ты трахнул Тину Мартин? Сегодня она весь день поливает тебя грязью.
– Заткнись, Дженкс, – сказал я, не отрывая взгляда от своего подноса.
Если бы я только взглянул на тупую физиономию этого придурка, я мог бы не сдержаться и сбить его со стула. Эбби наклонилась вперед и посмотрела на нас:
– Перестань, Крис.
Я поднял на нее глаза и почему-то вдруг вышел из себя. Какого хрена она меня защищает, если соберется и уедет в ту же секунду, когда ей скажут про водонагреватель? Даже говорить со мной больше не станет! Это было нелепо, но я чувствовал себя преданным.
– Эбби, я сам могу за себя постоять.
– Извини, я просто…
– Не нужны мне твои извинения! И вообще ничего мне от тебя не нужно! – выпалил я.
Она изменилась в лице, и это меня добило. Ясное дело, она не хотела быть со мной. На кой ей инфантильный идиот, который владеет своими эмоциями не лучше, чем трехлетний пацан? Я шумно встал из-за стола и пулей выскочил на улицу.
Только усевшись на свой мотоцикл, я наконец-то перевел дух. Резиновые рукоятки руля заскрипели под моими ладонями, мотор зарычал, я пинком убрал подножку и как черт из пекла вылетел на дорогу.
Я колесил с час, и мне немного полегчало. Когда я бывал в таком состоянии, все улицы рано или поздно приводили меня в одно и то же место. Некоторое время я боролся с собой, но в конце концов все-таки затормозил возле отцовского дома.
Папа вышел на крыльцо и махнул мне рукой. Я разом перескочил через обе ступеньки, остановившись в шаге от него. Он прижал меня к своему мягкому округлившемуся боку и провел внутрь.
– А я как раз подумал, что ты давненько не заезжал, – устало сказал отец.
Лицо у него было одутловатое, верхние веки набрякли, под глазами мешки. После маминой смерти он несколько лет пил. Поэтому на Томаса свалилось гораздо больше забот, чем обычно бывает у детей. Но мы худо-бедно справлялись, а отец постепенно пришел в себя. Папа ни разу с нами об этом не говорил, но мы чувствовали, что он при каждом удобном случае пытается загладить свою вину перед нами.
Хотя большую часть моего детства он пребывал в унынии или в ярости, я никогда не считал его плохим отцом. Просто смерть жены его подкосила. И теперь я представил себе, каково это. Возможно, я испытывал к Эбби крошечную долю того, что он чувствовал к маме, и все равно разлука с Голубкой выбила меня из колеи.
Папа опустился на диван и указал мне на старое кресло:
– Чего стоишь? Садись.
Я сел и принялся ерзать, не зная, как начать разговор.
– У тебя что-то случилось, сынок?
– Понимаешь, пап, есть одна девушка…
– Девушка… – повторил он с легкой улыбкой.
– Она меня вроде как ненавидит, а я ее вроде как…
– Любишь?
– Да нет… Не то чтобы… Просто… А почему ты так решил?
Он снова улыбнулся – теперь уже широко:
– Ну раз ты не знаешь, что делать, и приехал поговорить о ней со своим стариком, значит дело серьезное.
Я вздохнул:
– Мы познакомились совсем недавно. С месяц назад. Вряд ли это любовь.
– Ладно.
– Что – ладно?
– Поверю тебе на слово, – сказал папа.
– Понимаешь, по-моему, я ей не подхожу.
Отец подался вперед и поднес пальцы к подбородку. Я продолжал:
– Мне кажется, ее кто-то обидел. Кто-то вроде меня.
– Вроде тебя?
– Да, – кивнул я и вздохнул: меньше всего хотелось признаваться отцу в том, что я замышлял.
Хлопнула входная дверь.
– Посмотрите, кто пожаловал! – Трентон расплылся в улыбке.
К груди он прижимал два коричневых бумажных пакета.
– Привет, Трент. – Встав с дивана, я прошел на кухню, чтобы помочь разложить покупки.
Мы обменялись приветственными ударами локтем и толчками в плечо. В детстве, когда ссорились, мне доставалось от Трентона больше, чем от других братьев, но, несмотря на это, именно с ним у меня были самые близкие отношения.
Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте.
Купить недорого с доставкой можно здесь
